1.
Нинка и в воскресный день встала рано. Нужно было собрать на рыбалку Ёршика, так она и все друзья-приятели называли Егора, парня, с которым Нинка жила вместе уже полтора года.

Ёршик часто летом по выходным уезжал с друзьями. Любил рыбачить, собирать грибы, у водоёма поваляться с пивом. А девушка охотно оставалась одна в квартире, выросла в деревне, и пока не тянуло на природу, но раза три в жару вместе с ними ездила купаться.

Егор уехал, Нина села завтракать. Есть что-то не хотелось. Выпила кофе, помыла посуду.

Жила она с Ёршиком в квартире, которая досталась ему от умершей бабки. Двушка в центре города всегда была тщательно убрана. Нина скребла и мыла всё своё свободное время, хотя его не так много было.

Девушка приехала из села поступать в институт. Банальная история, не поступила. Назад возвращаться не хотелось, устроилась торговать в ларёк. Жила с подругой на квартире. Комнатёнка маленькая, две кровати да стол со шкафом. Нина, настырная по характеру, поступила всё же в техникум.

По выходным она любила пройтись по магазинам, на рынок на газельке прокатиться. Продукты набирала, а где обновку, какую прикупит.

Вот и теперь собралась.
Надела любимую желтую блузку, синие джинсы, подкрасила губы яркой помадой, сунула две сетки в сумочку, повертелась перед зеркалом. «Да, ничего дивчина», — отметила она про себя.

Вообще-то, Нина себе не особенно нравилась, высокая и худая, с маленькой грудью, она напоминала неуклюжего подростка.  Одежду носила спортивную, обувь тридцать девятого размера. Что её украшало, так это волосы: длинные, цвета спелой пшеницы, волнистые и пушистые, как одуванчик. А глаза Нинка сильно  красила, и ей это не шло. Но никто об этом девушке не говорил.

Обулась и вышла.

2.
Купив продуктов дня на три в магазинчике через дорогу, пошла назад к дому, отнести всё, а потом дальше, на остановку, за покупками.

Нину окликнули:

— Нинель, привет, дорогая.

Так Нину Ёршик величал, но голос был женским. Нина обернулась, ну, конечно, это Алла. Нинка вместе с ней поступала на экономический.

— Аллочка, привет! – подбежала к ней Нина, — давно не виделись.

Алле Нина всегда завидовала белой завистью. Городская, одевалась модно, со вкусом, носила красивую стрижку, маникюр всегда в порядке, стройная, шпильки высоченные. Всё то, чего так не доставало ей самой.

— Подруга, пойдём в кафе посидим, поговорим. Ты, как? – спросила Аллочка.

Алле льстило Нинино восхищение ею, и она, хотя и относилась к девушке из деревни свысока, всегда ей покровительствовала.

И с Егором Нину познакомила на вечеринке Алла. Егор  учился с ней в одном классе.

Высокий, стройный,  светловолосый парень сразу понравился Нине. «Ну и франт, а симпатичный» — подумала тогда она про него и влюбилась, что называется, с первого взгляда.

Ёршик привёл Нинку на свою квартиру. Потом вместе перевезли её вещи.

Однако со свадьбой Ёршик не торопился, да и маман, как обращался к своей матери Егор, была против его женитьбы.

Свободная любовь ни одного из них не  обременяла, скорее наоборот.   Егор «свою избранницу» никуда за собой не таскал: ни по гостям, ни к родителям. А у них  Нинка, ох, как не любила бывать. Вечно маман ничем не была довольна. Сто запретов были у неё для Нины: не так салат нарезала, плохо рубашку сыну погладила, и ещё много чего не так. Однажды, случайно, Нина услышала разговор Ёршика с маман, которая убеждала сына не торопиться с женитьбой, не заводить ребёнка. Аргументы приводились веские: жену нужно будет прописывать с ребёнком в квартире, за деньги отчитываться, да и деревенская девчонка не та жена, о которой она мечтала для сына.  Говорила одна маман, а Ёршик просто молчал.

— Что задумалась, как живёшь-то, подруга? С Ёршиком как? – спрашивала Аллочка, потягивая сок за столиком летнего кафе.

— Аллочка, ты о себе сначала расскажи. Замужем? Как учёба?

— Нинель, видишь, сок пью. Беременная я, ещё не заметно,  да?

Алла заулыбалась, встала, обтянула на животике блузку.

— Ну? Теперь видишь?

— Теперь вижу, – промямлила опешившая Нинка, — ну ты даёшь.

— Не говори, с универом проблемы будут. Да не спрашивай, уж вижу, о чём хочешь узнать.

Аллочка снова села, заказала мороженое себе и Нинке.

— Ну, есть мужичок.  Конечно, не фонтан. Да, с Урала. Нет, правда с Урала, из деревни, — заверила Алла. Внешне очень даже ничего, но на мужа не тянет: жилья своего нет, образования нет высшего, родичи какие-то забитые. Гражданским браком живём, прописывать его у себя не собираюсь.

Нинка как-то сжалась, помрачнела, «Что-то слышится родное в этой песне», — подумала она про себя.

— Ал, а ребёнок? Без отца-то как? – только и могла выдавить Нинка.

— Нинель, без мужа не останусь. Поймаю кого нужно. Мне один мужик понравился, клёвый, отпад! Ну, так с ним, поразмялись немного. Может животик от него? – Алла рассмеялась.
Нина не знала, что на такое ответить.

— Слушай, засуетилась Аллочка, мне ещё по магазинам. Пойдёшь со мной?

Сначала смотрели одежду для новорожденных. У Нинки разбегались глаза, столько всего красивого и яркого. На одной из витрин она увидела комплект, разрисованный васильками и гвоздичками. Кофточка, ползунки, шапочка и махонькие пинеточки.  Нинка не устояла, пока Алла разговаривала с продавцом, она быстренько оплатила покупку. «Подружке подарю, когда родит» — решила Нина.

Зашли в аптеку, Аллочка что-то купила себе и зачем-то два теста на беременность Нинке, со словами: «Возьми, пригодится». Нина брать не хотела, но Аллочка сунула тесты  в её сумочку.

Дома Нинка положила пакет с детскими вещами на нижнюю полочку журнального столика, покрутилась возле зеркала, выпятив плоский живот, и пошла на кухню, готовить для Ёршика ужин.

3.
Целых два дня Нинка хандрила. Есть не хотелось, долго не засыпала по ночам. Написала письмо домой в деревню, послала заказным. Нина всё чаще думала о матери. Вспоминала, как та растила её одна, отец рано умер по болезни.

Мамка у Нины была ещё не старая, рослая и сильная женщина. Работала продавщицей в сельском магазине, дома вела хозяйство. Всё у неё было: коза, куры, поросёнок. Нина поймала себя на мысли о том, что впервые поняла, как трудно у матери сложилась жизнь. И ей так стало жаль мать, что на глаза навернулись слёзы.

Нинка не могла себе объяснить, что случилось, но чувствовала, что с ней что-то не так. Начала думать о себе, о своей жизни с Ёршиком. Ей было как-то не спокойно. Да и что-то нездоровилось.

Егор замечал, что Нина изменилась: стала задумчивой, перестала малевать глаза. Спряталась в себя, как черепаха в панцирь.

Однажды вечером, когда они ужинали, Нинку чуть не вырвало, и она убежала в ванную, Ёршик бросил ей вслед шуткой:

— Нинель, а ты, случаем, не забеременела?

Нина так и присела на краешек ванны. В голове застучало: «А что, если это правда?»

Она вспомнила о тестах.

Использовала оба. Точно, залетела. Нинка не помнила, как дошла до кровати.

Утром сделалось ещё хуже. В голове гудело от одной мысли о том, что будет с ней и её будущим малышом?

Ёршик уже у порога надевал ботинки, собираясь на работу. Нина в халате и шлёпках подошла к проёму двери и, облокотившись на косяк, наконец, выдавила из себя:

— Ребёнок у нас будет.

Ёршик сначала опешил, помолчал и спросил:

— Какой срок?

— Думаю, около двух недель, — совсем тихо, словно готовясь к самому худшему, ответила Нина.

— Так что париться? Нинель, сходи сегодня к врачу, пусть время назначат, деньги найдём. Денёк полежишь, и без проблем. Мне пора, опоздаю, — добавил он, уже в дверях.

4.
Нинка не плакала. Она сидела на кухне, уставившись на чашку с только что налитым чаем.

Вечером Ёршик позвонил, сообщив, что задержится на работе, отмечать какую-то премию, и, спросил, была она у врача.

Нинка, не раздумывая, почему-то выпалила, что не о чем беспокоиться, ложная тревога. Было слышно, как Ёршик облегчённо вздохнул,  пробормотал: «Вот и ладушки» и повесил трубку.

Нина убрала кухню, помыла полы везде. Нашла старую большую сумку, бросив её на пол возле журнального столика, стала собирать свои вещи.

Набив сумку, Нинка села на неё и неожиданно разрыдалась. Вспомнила сегодняшний разговор с доктором. Когда тот спросил, будет ли она рожать, Нина поняла, что вопрос был лишним.

Она вдруг увидела свёрток под столиком. Как же забыла про него?

Всё ещё рыдая, Нинка развернула свёрток. Разложила ползунки, кофточку, шапочку и пинеточки.

Глядя на эту красоту, Нинка представила своего маленького в этом васильково-гвоздичном облачке. Вздохнула, вытерла слёзы, собрала всё снова в пакет, и положила его сверху в сумку.

Набрала номер такси, застегнула жёлтую блузку,  натянула джинсы с кроссовками, вынесла вещи за порог. Отдала ключи соседке и поспешно начала спускаться, стуча колёсиками сумки  по лестнице.

© Copyright: Наталья Костянова, 2010
Свидетельство о публикации №21009260643

Сборник: Нулевые
Иллюстрация: www.realove.ru

1.
Разбудил Риту  пронзительно звенящий будильник, купленный еще на стипендию. Так хотелось немного понежиться в свое кровати, только вчера она приехала в город, домой к маме,  из районного центра, где теперь работала корреспондентом местной газеты. Рита в вузе специализировалась по журналистике, проходила практику в отделе культуры этой газеты, вот по окончании учебы редактор и послал запрос на нее в университет. Однако не просто в гости пожаловала домой, вызвали Риту в обком партии. Она вспомнила, что нужно поторопиться, и начала поспешно собираться.

Крутясь перед уходом у зеркала, Рита, высокая стройная девушка в строгом коричневом костюме и туфлях на шпильке, подметила, что похожа на учительницу, только очков не хватает. Быстренько распустила пучок длинных светлых волос, подкрасила ресницы и губы. «Так-то лучше», –отметила она про себя.

Уже стоя на остановке, Рита вдруг поняла, что не знает, как вести себя и что говорить там, куда она направлялась.

«Нужно все обдумать», — подумала девушка.

Вспомнила Рита, как месяц назад, вернувшись из командировки по району, застала возле своего общежития бывшего однокурсника Рому Краснова. Пригласила его в комнату. За чаем торопливо Рома рассказал, что попал в сложную ситуацию. Он и его друг, сокурсник Миша, по распределению вуза работали в сельской школе учителями русского языка и литературы. Миша еще вел и часы по рисованию. Поначалу все шло нормально: с учениками и учителями не было у парней особых разногласий. Однако немного позже общение с некоторыми учащимися и учителями дало трещину. Следом и с администрацией школы установились далеко не простые отношения.

2.
Рита вспоминала разговор с Ромой. Пытаясь тогда разобраться, спросила:

— Ром, ну так с чего же собственно  все началось?

— Понимаешь, Рит, старшеклассники многие часто не ходили в школу. Кто семечками торговал на рынке, кто дома со скотиной возился. Родители не реагировали, говорили, что для работы в колхозе и этого образования хватит. Но аттестаты об окончании средней школы хотели выдать всем.

— Рома, но ведь они все-таки приходили, пусть даже не всегда, сдавали экзамены. Не пятерки же им поставили. А вдруг потом кто-то из них за ум возьмется, а аттестата нет. Как тогда их жизнь сложится? И потом, что аттестаты за взятки выдавали?

— Да нет, никаких взяток не было. Был там один, отчаянный, с пятого класса пиво пил, на уроках под партой все норовил сидеть. Хулиган. Оставляли в четвертом на второй год, а в пятом перевели: «Чем быстрее уйдет, тем меньше с ним возни». Вот так и рассуждали учителя.
— А вы где были? Пробовали за мальчишку побороться?

— Дома у него были. Отец пьяница, мать вся в синяках, дома ни сесть не на что, ни покушать нечего.

— Видишь, откуда же у парня появится рвение к учебе. Мне жалко парнишку, его бы вам накормить в первую очередь, а не наказывать. Он хорошего-то не видел. Может быть, его хулиганство и есть протест неосознанный против такой жизни. Никому до него дела нет, а здесь и обратят на него внимание, пусть даже негативное.

— Ох, Рит, по-твоему, никому и двоек не нужно ставить. Знаешь, как безграмотно писали там ученики, за голову бы взялась. Многие и до троек не дотягивали. За что им ставить положительные отметки? Вот я и поставил почти всему классу двойки. Да еще и учителя, не лучше учеников, ни самообразованием не занимаются, ни подготовкой к занятиям. Все больше с мужьями — пьянчугами возятся да со скотиной во дворе. Рассказывают детям на уроках только то, что в учебнике школьном вычитают и все. Вот обо всем этом и написали письмо с просьбой принять соответствующие меры в районный отдел образования. Затем было письмо заведующему облоно. Ни те, ни другие ожидаемых мер не приняли.

— Согласна, все это ужасно. Но вот вы, грамотные, умные, начитанные, сколько проработали там? – спросила Рита.

— Целых два года, между прочим, с нас хватит. Мне бы правды теперь добиться.

— Два года и смылись. Так и другие. Но село-то остается. Проблемы все те же. Учителя остаются только местные, которые так со скотиной и прочей  домашней работой намаются, что не до самообразования. Воды принести из колодца нужно, постирать, сготовить, у коровы с поросенком убрать, накормить всех. Не так все просто.

— Может, ты и права, но мы по-своему боремся и до сих пор, заметь. Уехали, но писать не бросили. Дошли и до Москвы. Только в ответ на наше письмо меня вызвали на мед. комиссию в и дали заключение: полечиться в психиатрической больнице. Я, разумеется, никак не отреагировал. И пошло, поехало.

Рома рассказал, как однажды рано утром, когда они с Мишкой собрались на работу, к дому подъехала скорая. А дальше как в кино. Вышли дяденьки в белых халатах и насильно Ромку затолкали в машину.

— Прошел «курс лечения» в психоневродиспансере и отпустили восвояси. Что теперь с меня, больного человека взять, — продолжал свою историю Роман.

— Да, неприятная, мало сказать, историйка вышла, — только и смогла выговорить Рита.

— Вот теперь пишу, чтобы это обвинение сняли. Если хочешь помочь мне, подпиши это письмо.

Роман протянул Рите письмо, в котором говорилось о том, что были письма о положении дел в сельской школе, в ответ на которые Романа положили в психиатрическую лечебницу, с чем тот категорически не согласен.

— Ром, не хочу касаться дел в школе, так как я там не была, и знать многого не могу. Напишу только о тебе, надеюсь, это поможет.

Рита в конце письма написала припиской: «Знаю Романа Краснова как честного, порядочного и грамотного студента».

Рома уехал, Риту захлестнули газетные дела. Но через некоторое время редактор ей передал, что нужно ехать в обком.

3.
Подошел троллейбус. Рита, отгоняя от себя тревожные мысли, решила: «Будь что будет, как есть, так и скажу».

Рита сидела в коридоре обкома партии. Ждали приглашенных. Подошли Михаил Ершов, друг и собрат Романа по несчастью и молодой парень, учитель физкультуры из той же сельской школы. Ждали  еще их однокурсника Семена Маслова, который работал в областной газете. Но он так и не объявился к назначенному времени.

Рита спросила ребят, почему нет Ромы. На что Миша полушепотом пояснил, что того опять отзвезли именно сегодня в психушку.

Наконец всех пригласили пройти в кабинет.

Тот представлял собой небольшую комнату в два окна. Возле них расположились за столами сотрудники обкома, двое подтянутых мужчин средних лет, чисто выбритых, в темных костюмах, светлых рубашках с галстуками.

Говорил, в основном, один. Второй поддакивал.

— Мы вас пригласили, товарищи, так как вы все подписали известное письмо. Не скрою от вас, что все письма молодых учителей, ваших друзей, мы тщательно разбирали и были сделаны соответствующие выводы. Некоторые факты из письма действительно подтвердились, за что директору школы был вынесен строгий выговор, завучу – выговор. Некоторым учителям поставлены на вид замечания.

Дальше, в ответ на все наши доводы о неправомерности заключения Романа в лечебницу, было зачитано заключение медицинской комиссии о состоянии здоровья нашего товарища. Замечено, что, конечно, им понятно наше беспокойство за товарища и озабоченность его здоровьем, но не нужно мешать его лечению.

Вышли. Рита, не совсем понимала, сумели помочь Ромке или пришли напрасно. Пока она еще не знала, что Рому через два часа отпустят «долечиваться» домой.

Вдруг в вестибюле ребят окликнул Семен Маслов. Он объяснил, что опоздал, и ему не позволили войти.

Рита,  оглядываясь на Семена, предположила, что, действительно, может же человек опоздать. Но если Семен нарочно опоздал? Так было весьма для него удобно: вроде и пришел, не струсил, но, в то же время, глаза работникам обкома не мозолил. «Если так, далеко пойдет», — подумала Рита и вышла на улицу.

Сборник: Восьмидесятые
Фото автора: Смотреть на солнце.

© Copyright: Наталья Костянова, 2011
Свидетельство о публикации №21104160597

Рита, высокая светловолосая студентка четвертого курса,  в перерыве между лекциями застыла на лестнице главного корпуса у окна.

Университетский дворик  поздней осенью напомнил ей голодного вузовца перед стипендией, и строки стиха сложились:

Еще листва разбросана,
Как слезы поздней осени,
А в воздухе сгущается зима…

— Маргарита, что стоишь? На занятия опаздываем. Расписание поменяли, сейчас семинар по журналистике. Я в буфете был.

Рита очнулась, это Эдик из ее группы, среднего роста парень в очках с кучерявым чубом и косынкой вместо галстука. «Ну, наверняка, опять  опаздываю».

— Побежали, Эдуард, – отпарировала Рита,     — практические в лабораторном?

Добежали до соседнего корпуса, быстро поднялись на третий этаж. Все равно не успели. Отдышались немного. Рита подумала, что кураторша в очередной раз сделает ей замечание за ее брючный костюм: в брюках и джинсах девушкам посещать универ не приветствовалось. Рита, вздохнув, откинула длинные локоны за плечи, Эдик поправил очки. В аудиторию вошли одновременно.

— Сколько раз я говорила Вам, чтобы в брюках на занятиях не появлялись?! — задала риторический вопрос полная маленькая женщина за кафедрой.

— Это Вы мне? – нашелся Эдик.

Ребята дружно рассмеялись. Рита, впервые посмотрев на Эдика с признательностью: «Выручил, и весьма остроумно», прошла и села за последний ряд.

Через год, на выпускном курсе, она вспомнит курьезный эпизод, когда  увидит ту же преподавательницу, рьяную защитницу женских юбок, читающей лекцию в белой кофточке и черных обтягивающих брюках…

Занятие по специальности длилось как обычно: разбирали статьи, выходили «к доске» с домашними заданиями.  Вдруг в классную комнату вошел зам. декана факультета. Пожилой, грузный, с папкой в правой руке, он сразу направился к столу возле «трибуны», показывая левой молодежи, чтобы садились.

Обратился к педагогу:

— Жанна Евгеньевна, Вы не против, если займу несколько минут

— Разумеется, — замахала та руками.

Раскладывая бумаги, заместитель громким голосом обратился к студентам:

— Товарищи, будущие журналисты, дело у меня к вам весьма важное. Вы на собраниях уже обсуждали творчество некоего писателя С., выступившего против всего того, что нам, советским людям, так дорого и свято, поэтому без лишних предисловий прошу вас подписаться под обращением преподавателей и студентов нашего факультета, в котором осуждаем творчество С. как порочащее советскую действительность. Это абсолютно добровольно. Пожалуйте по одному и ставьте подпись.

Ребята подходили, бегло просматривая лист, лежащий на столе, подписывали.  Группа небольшая, трое болели. Рита задумалась.

— Вы, девушка, выходите.

Рита встала, помолчала и выдавила, слыша себя как бы со стороны:

— Не могу подписать, я не читала ни одного произведения этого автора.

— Но на собрании Вы присутствовали? – спросил, пока еще вежливо, профессор.

— Была, несомненно, но не читала произведений С..

— Тогда поверьте моему опыту, я обманывать не стану, это порочащие нашу жизнь книги, изданные, между прочим, за рубежом, — продолжал уже с явным раздражением зам. декана.

— Я Вам верю, но не могу подписаться под тем, чего не знаю. Можно ознакомиться с какой-либо из его публикаций?

— Да как Вы смеете мне не доверять! Я танкист, войну прошел, и не могу мириться с ложью автора С.! — с явным негодованием воскликнул зам.

— Мой отец тоже воевал, у него и награды есть, и к Вам я отношусь с уважением. Возможно, у меня будет более негативная оценка творчества С., но, поймите меня правильно, я должна ознакомиться с тем, что он написал, и только потом судить. – Продолжала спокойно настаивать на своем Рита.

— Маргарита права, я тоже воздержусь пока подписывать, — выразил мнение Эдик.

Рита села. В ее поддержку высказались еще двое парней.

— Ну и ну, — только и произнес профессор.

Забрав вместе с папкой обращение с уже состоявшимися подписями, он вышел.

Пара окончилась. Все сидели, молча. Препод, еще не зная, как реагировать, наконец, произнесла:

— Свободны.

— Рит, не дрейфь, ничего не будет, он же сам сказал, что дело добровольное, да и не одна ты.

«Хороший парень, Эд, надежный. И все-таки страшновато», — подумала Рита про себя, а вслух сказала:

— Не ожидала, Эдик, спасибо тебе

— За что? – переспросил он.

— За «брюки», конечно, — улыбнулась Рита.

Сборник: Восьмидесятые
Фото автора

© Copyright: Наталья Костянова, 2011
Свидетельство о публикации №21103100971